Форум » ОколоДорз » А. Башлачев - Ностальгия по чуду » Ответить
А. Башлачев - Ностальгия по чуду
Ok: Мне кажется, эту статью будет интересно прочитать очень многим и даже тем, кто не слушает А. Башлачева, хотя бы потому, что она интересна, и очень красивы в ней письма А.Башлачева - о жажде чуда, об одиночестве, о боли, о …… Стихи в прозе… "Ностальгия по чуду" Ирина Корниенко журнал «Уральский следопыт» 89г. Мне тогда было девятнадцать лет… Как удивительно писать эту фразу! Мне было тогда девятнадцать, и я училась на втором курсе факультета журналистики УрГУ. Однажды перебирая письма в университетском ящичке для корреспонденции на букву «К», я вслух сказала, особенно ни к кому не обращаясь: «Дожили! Хоть сама себе письма пиши- вторую неделю ящик пустует для меня!» - Для меня тоже, - вдруг поддержал незнакомый юноша, вполне приятный на вид, просто какое-то наказание… - А давайте друг другу письма писать,- предложила я «от фонаря», стало хорошим настроение. - Как? О чем?..- спросил он удивленно. Да хоть о чем, роман писать будем: вы главку, я главку, все интересней будет к этому ящику подходить. - Я п-попробую…- все-таки сказал он, и – вот что удивительно! – выполнил обещание. Письмо господина Н госпоже К***, писанное им 9 января нов. ст. 1-79г. от рождества Христова. Здравствуйте сударыня! Я думаю, Вас не удивит получение сего письма, если Вы впрочем, не забыли нашего недавнего уговора. Признаюсь, Ваше предложение показалось мне несколько странным, но уверяю вас, только поначалу. Ведь и вправду весьма значительна, если учесть, что наши отделения для корреспонденции в университете имеют завидное по своему постоянству обыкновение оставаться для нас пустыми- и для Вас, насколько я понял, это тоже иногда бывает важно… Итак, я к Вам пишу. Не знаю, с чего начать, ибо любое начало в этом хитросплетении нашего мира является случайным. Начну с извлечения на свет факта, содержанием которого является следующее: я Вас совсем не знаю, как не знаете Вы меня, наши считанные встречи носили характер случайный, и в силу этого первая глава классического повествования не должна раскрывать образ главных действующих лиц, это должно начаться со второй главы, в которой, надеюсь, Вы примете непосредственное участие. Будет ли это поверхностным или глубоким изучением - рано судить, увы, мы не властны видеть оглавление, которое откроется не раньше, чем будет перевернута последняя страница, захотите ли понять меня Вы, захочу ли я понять Вас- еще раз повторяю, рано судить. На каком языке говорите Вы, сударыня, окажется ли нужным или бесполезно искать словарь? А вообще мне наверное, будет приятно получать Ваши письма, да, я буду ждать ответа, в коем не сомневаюсь, уверенный в Вашем бесконечном благородстве, что Вы успели мне внушить наряду с некоторыми другими умозаключениями на предмет Вашей прелестной особы. Сейчас, если мне не изменяет память, вы находитесь во временном отъезде, но как только колеса Вашей изящной кареты остановятся на брусчатке перед университетской колоннадой, как только Вы взбежите по ступеням, войдете в залу - обратитесь к ящику и достанете оттуда мое письмо, я думаю, Вас оно тоже приятно обрадует,- прошу Вас, не медлите, а самым безотлагательным образом возьмитесь за перо и не забудьте надушить бумагу Вашими духами, очень на это рассчитываю, не казните меня уделом тщетного ожидания, пусть «продолжение следует» как можно скорее… За сим вечно к вашим услугам г-н Н. P. S. Все имеет свою оборотную сторону. Здесь я имею сообщить Вам на всякий случай свой почтовый псевдоним - письма следует отпускать Башлачеву Александру (что касается имени - здесь возможны вариации). Мне было приятно читать это письмо. Правда, несколько смутил его излишне, как тогда показалось, романтический тон- какая карета, какие духи, цилиндры, свечи, прислуга- когда мы оба жили в университетском общежитии, Саша- вообще в переоборудованной комнатке (где по проекту была душевая), вмещавшей в себя только книжные полки да кровать… Чтобы не заводить повествование в ложный пафос, мне показалось возможным сразу же оборвать этот тон- и я достаточно язвительно и взвинчено написала ответ, где утрировала окружающий нас быт: может быть, у вас, сударь, и спрятан где-нибудь под кроватью рояль, а я ни имею ни угла, ни крыши, живу, как цыганка, сплю, где постелют, ем, что дадут, люблю солнце, ветер и даже в университет хожу босиком, попирая мраморный пол пыльными ногами, да зато их не поранит ни одна заноза; и что- то еще в таком же духе, письма у меня нет, сличить я не могу… Но сейчас мне- через десять лет!- Сашин ответ представляется единственно правильным, глубоко порядочным и добрым. Здравствуй! Маленькая язычница, мне казалось, что ты приедешь в карете, а ты трогаешь холодные ступени босыми ногами, и духи твои роса? Я услышал тебя, хотя мой мир и враждебен тебе. Мой мир? Он скучен и сер, и крахмальный воротничок больно врезается в шею. Но участь графа, согласись, не самая худшая в этом мире, и поэтому я граф. Да, забыл предварить свое послание важным, на мой взгляд, советом: никогда не делай категорических выводов, возлюби многоточие. Хотя, впрочем, все мы считаем, что прекрасно разбираемся в людях - тем они, скорые выводы, возведенные случайно, возможно, детали в некий ранг, и опасны. И как быть с невольными предубеждениями? …Верю ли я в рок? Да, я верю в рок, маленькая язычница, как склонен верить во все мистическое. Это объяснить не сложно - одним из самых величайших мучений (не единственным, впрочем), что я вынужден выносить в этом мире- есть постоянная, хроническая ностальгия по чуду, отсутствие чудес, и бога… и дьявола… И есть ли во мне хоть капля лжи? Уверяю тебя, того, что называется ложью, в моих письмах нет. И не нужно видеть во мне врага, и защищаться тоже не нужно… Есть и другой мир, маленькая язычница. У меня в одной из задних комнат есть большой , громоздкий шкаф, и я иногда, без сожаления расставшись с сюртуком, цилиндром и штиблетами, сняв со стены гобелен и завернувшись в него, ухожу через скрипучие двери гулкой фанерной пустоты - выхожу в исчезнувший город, на ощупь прокладываю себе дорогу, стараясь не натыкаться на невидимые фонари и деревья, и наконец выхожу к горизонту… Вот он, мой мир! Мир и грустный, и веселый, мир ассоциативный, сейчас в нем почему-то вприпрыжку бежит ко мне веселый майский дождик, шлепает по тяжелой и мягкой траве - разве он грустный, дождик-то? Он добрый и умный, как дворняжка, он только иногда притворяется плачущим, кто-то верит… Мир рождественской сказки, лунного полета, здесь даже метлы не нужно, мир часто сюрреалистический, где одним из законов мышления является абсурд, мир, который… И все-таки это одинокий мир. Я не встречал в нем людей. Правда, я все-таки догадываюсь, что это не только мой мир. Изредка я встречал там, на песке, человеческие следы. Иногда находил исписанные разной рукой обрывки бумаги, исповеди без начала, без конца, часто рифмованные… Кто эти люди? И когда они приходили сюда? Вернуться ли они, и где они сейчас? Я слышу, как шумит где-то вдали водопад. Маленькая язычница, а разве ты можешь распоряжаться собой? Что же, в таком случае, заставляет тебя приходить холодный, серый и неуютный мир из твоего далекого храма? Ответь мне, но помни - тебе не пристало лгать. …Где ты живешь - вот что меня интересует. Может быть, ты, в отличие от меня, только приходишь в то, что называется действительностью- действительностью, и. увы, никуда от этого не денешься, как бы ни был велик аквариум, а жаль. Я все же не могу оставаться в своем мире надолго, чтобы не сдохнуть на берегу этого теплого, ласкового озера от остракизма… Сегодня полнолуние - и завтра на рассвете я все же отправлюсь в путь, и кем я вернусь в тот мир, и вернусь ли? Выходи и ты в путь, маленькая язычница, авось, и встретимся где-нибудь… Захвати с собой бумагу и пиши мне в дороге обо всем, что ты увидишь на своем пути. Можешь наколоть свое письмо на ветку какого-нибудь дерева - ведь чудеса здесь случаются чаще, чем там, или можешь положить свое письмо просто на песок, и не пугайся за его судьбу, когда его подхватит неожиданный ветер… Мне тогда было девятнадцать лет. Мы учились на первых курсах университета, и все, безусловно, грезили о том, что нас ждет великое будущее. Мы жалели педагогов, которые старались научить нас писать- ведь давным-давно решено было между нами, что мы пишем не хуже пишущих, а может даже лучше… Очень модным было чтении есовременных западных авторов. Канзебуро Оэ, Ивлин Во, Герман Гессе, Макс Фриш- да-да, причудливый мир- мир ассоциативный, мир одинокий: мы были его героями и всеми силами старались не видеть и не вмешиваться в то, что называлось действительностью, но все-таки я уже тогда понимала ущербность этих грез- и старалась вырваться в мир неподдельный, в мир настоящих людей… Мне было девятнадцать лет, и мне было недостаточно быть просто возлюбленной Гантенбайна…Я не ответила ему письмом, не сумела… Через некоторое время нашла в отделении пресловутого ящика последнее: Эти дни я потратил на постройку плота. Широкоствольные дубы удивительно легко превращались в бревна, а гибкая лоза крепко переплела их- готов мой плот, широкий и верный! Я плыву вниз по реке, у которой еще нет имени. Куда я плыву? Разве это имеет значение, особенно, когда можно направиться в любую сторону? Мои длинные волосы спутаны ветром, гобелен - мой парус: мимо плывут незнакомые берега, незнакомые цветы. Могу растянуться, подставив тело солнцу и слушая в себе просто единственного на всей планете человека- это сладкое и грустное чувство, -могу опустить руку в быструю волу, которую слепит солнце… Роза? Слезы? Солнечные брызги в моей руке? Капли дождя? Водопроводная вода? Это небо исцеляет все раны, это солнце делает прозрачными все маски… все комплексы - на дне цилиндра, страх расползся по углам шкафа, здесь- свобода, нагота тела и слова, и одиночество, заставляющее, мучительно щурясь, всматриваться в берега… Маленькая язычница, появись за поворотом, войди по колено в прозрачную воду - помаши мне рукой! Я возьму шест, подплыву к тебе- ты ступишь на теплые, пахнущие смолой, бревна плота, появись, если тебе достаточно знать, что я плыву вниз по реке… Появись, если ты не страшишься возможного водопада… И не распни меня, если… Что нужно тебе, маленькая язычница? Появись, я никогда не видел твоих глаз… Мерно журчащая вода баюкает меня… перо вываливается из рук… Я засыпаю, храм, фрески… река уносит мой плот все дальше и дальше… затерянный комок перепутанных снов… -Боже мой, боже мой - как пронзительно читаются сейчас эти строки! А тогда? Тогда я подошла к Саше на переменке, улыбнулась и сказала, что романа нам из того, что есть, - не написать… Я сказала, что не умею так фантазировать и так мечтать…Что мне не хватает радости и веселья в этом повествовании… И что лучше будет, если мы просто поищем другую тему… если подружимся… И те четыре года, пока мы учились одновременно - Саша был младше курсом, -мы еще не раз затевали очередной « роман в письмах», один даже получился вполне презабавным, про «колхозную жизнь трудового семестра». Но «начало» нашей дружбы, эти три главки, не позволили нам сблизить наши миры, а жаль…Тогда мне казалось, что повествование не получилось у него. Теперь знаю – не получилось у меня самой.
Ответов - 33
Jim (Л.А.): просто нет слов
Peace Frog: Точно, одни эмоции и образы.
Ok: Да!!! На меня эта статья тоже произвела сильное впечатление в первый раз. Хотя нет, каждый раз как перечитавала дрожь пробегала... В этом журнале есть еще одна статья о Башлачеве, но другого плана, о нем, о его творчестве. Нужно набрать ее, тогда, наверное, позже помещу.
Ok: Нина Широкова «Колокольчик был выше храма» журнал «Уральский следопыт» 89г. Купола растеряли золото, Звонари по всему миру слоняются – Колокола сбиты и расколоты… Что ж теперь; ходим вокруг да около На своем поле, как подпольщики? Если нам не отлили царь колокол – значит, здесь время колокольчиков. …Диск не лежал в магазине. Но Сергей Нохрин купил его – иначе он не был бы другом Александра Башлачева, купил «с запасом». Мы попросили у него не только диск, но и письма его умершего друга. Эти письма резко отличаются от Сашиных посланий университетской незнакомке: там он романтик, здесь он реалист. Не дожил он до времени, когда снова вознесся величавый звон колоколов, но он написал о «горьком смехе русских колокольчиков». Не каждый из молодых может спеть: «Города цветут синяками, а деревни – сыпью чумною», не каждый может увидеть судьбу целой страны, целого народа, да еще подытожить почти языческим символом: Если забредет кто нездешний – поразится живности бедной, нашей редкой силе сердешной да дури нашей злой, заповедной. Выкатим кадушку капусты, выпечем лепешку без теста… Что снаружи – все еще пусто? А внутри по-прежнему тесно? Всемером ютимся на стуле, Всем миром – на нары – полати… Спи, дитя мое, люли-люли… Некому березу заломати! «Всем, Сережа, что есть во мне разумного, вечного, доброго, я обязан Уральской школе. Впрочем, мои дела сами за себя скажут… Интересные встречи с комсомольскими вожаками, захватывающие мероприятия месячника молодого рабочего – все это переплавляется в строчки и другие долгие дела за обычным письменным столом. Кто, кроме меня, поведает терпеливому читателю, что водитель электровоза такой-то стал победителем соревнования в честь 80-летия РСДПР? И деньгами я не обижен: за два материала по 400 строк я получил 30 рэ… Саша, как тебе удается быть журналистом? – спрашиваю я себя…» «Здравствуй, Сережа! Что-то давненько ты не прибегаешь к услугам самой дешевой в мире почте. Помни, что ты для меня сейчас единственное окно в Азию…Слово «Урал» действует на меня магически неотразимо. Вспоминая Свердловск, я смахиваю с ресниц капли сухого вина; а при фамилии Нохрин мне хочется встать и немедленно идти пешком на восток… Что сказать о работе? Сережа, никогда, ты слышишь, никогда не переступай порога партийного отдела, где я сейчас имею место быть. Я ежедневно вкручиваю в свои пустые глазницы две электрические лампочки и начинаю освещать работу комсомола; но где-то к обеду спираль теряет свой накал а после обеда наступают ночные потемки. Мои батарейки слишком слабы, чтобы выдерживать это напряжение, а становиться прожектором-стационаром и бодро включаться в общую электросеть мне все еще не хочется… Я все время испытываю боль какой-то непоправимой утраты… Мне кажется, что все мы крепко влипли в стену, взяв большой разбег в свое время. И, самое страшное, я боюсь, что это «свое время» уже никогда не станет своим. Ты меня очень скоро поймешь, проскрипишь еще свое: «Да не так как-то все!...» Времена меняются. Сейчас ни читателя, ни газетчика не соблазнишь скучной голой информацией. А Саша их еще писал. Писал и песни, за них вообще не получал ничего. Вы нам: то да се, трали-вали, мы даем ответ: тили-тили… Вы для нас подковы ковали, а мы большую цену платили. Вы снимали с дерева стружку – мы пускали корни по-новой. Вы швыряли медну полушку да мимо нашей шапки терновой; наши беды вам и не снились, наши думы вам не икнулись… «Тили-тили молодого газетчика никак не сходились с «трали-вали» официальных идеологов. Обзор его был шире, нежели взгляд корреспондента на неуплату взносов в первичке. А не потому ли и взносы не платились, что: «сколько лет лошади не холены, ни одно колесо не мазано, да плетки нет, седла разорваны, и давно все узлы развязаны»? все трудней становилось ему быть «иконой в размере оклада»; он знал судьбу Есенина, Рубцова, Высоцкого, и все-таки пел. «Отпевайте немых а я уж сам отпою!» «Написал несколько песен. И предложил Измайлову такой вариант; он шлет пленку тебе, ты мне, я ему. Эти три пленки будут ходить по кругу непрерывно пополняясь. Пожалуйста, выкрой время… А главное пиши мне Сережа… Я завидую тебе, что ты можешь себя увидеть в зеркале, - я бы тоже хотел тебя увидеть в зеркале. Пиши, брат, пиши!» «Вы, конечно, удивлены, что дело у меня пошло дальше, чем слово. А между тем я очень рассчитываю, что вы оба подхватите мой первый шаг по развитию творческого почина. Даешь эстафету «Череповец – Свердловск »!.. Сережа, если нет пленки, крой сверху по моей!.. Поздравляю вас с Новым годом, который я объявляю годом борьбы с тоской и другими вредными привычками. Пейте водку ложками!» «Здравствуй, Сережа!.. пока нахожусь на незаслуженном отдыхе. Спокойный сон, жареные курицы кончились с приездом друзей, покрытых крымским загаром. Сегодня я вынес свой больной желудок с поля «боя», т.е. вернулся из Вологды, где находился с дружественным визитом и пустыми карманами… Боюсь, что завтра поеду туда опять… «Сентябрь» наш разогнали начисто. В течение месяца выпускаем последнюю пленку – и точка. Конечно, будем стараться со временем превратить ее в запятую, но над рок-сценой сгущаются серьезные хмурые тучи, скоро все попрячутся под крышей ресторанов». «Пусть разбит батюшка Царь-колокол – мы пришли, мы пришли с гитарами…» Саша Башлачев писал рок-тексты. Он мог создавать модные рок-образы, нарушить гармонию в угоду формальному звучанию, но в образы неизменно врывались символы русских традиций, а в гитарный сумбур – звучание гармошки… У многих поэтов плачет и стонет душа, как зуб ноет; у Саши ныл не зуб – корень, у него за душой еще что-то было. Его тройка неслась по оврагам и ухабам, и сквозь современный рок прорывалась звонко-хрустальная песня колокольчика… «Шальное сердце руби в окрошку, рассыпь, гармошка! Рассыпь, гармошка, скользи дорожка!.. – гитара в его руках пела, как гармонь. «Мы с душою нонче врозь – пережиток, вопчем, оторви ее да брось ножками потопчем!» - и гитара заливалась балалайкой… Какой мальчик, переводивший стихи с немецкого? Русский мужик коренасто вставал в нем, и столько было в его песнях бесшабашной удали. полынной горечи… «Эта неделя в Свердловске, была утомительно сумбурной. Моросящий дождь, мокрые носки, бесконечные полстакана вина, окурки на полу, кашель, насморк и больной желудок…Первого сентября мы с Измайловым пошли на вокзал… Вошли в вагон, чтобы помочь занести рюкзаки дамам с четвертого курса… Не нашли сил выйти из вагона – так и уехали в Красноуфимск. Я за шесть часов набил себе крупные мозоли, охрип от водки. Назад ехали той же ночью, пьяные и умиротворенные. Пиши мне Сережа! Твой друг, бывший студент УрГУ, С.» Что там мозоли… Когда слушаешь его частушечные переборы – веришь, что Сашины пальцы «рвались», и гитара была забрызгана кровью… Потому что этакую силищу и страсть не могут выдержать ни душа, ни струны, ни пальцы. Не отсюда ли его образ: «знак кровоточия»? … Как ходил Ванюша бережком у синей речки, как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке… душа гуляла, душа летела, душа гуляла в рубашке белой. Там, в чистом поле, все прямо-прямо, И колокольчик был выше храма… В песне-притче про Ванюшу- такая пронзительность, такой мощный образ! Беспощадный образ, в котором угадывается целый народ, и правда про него невыносимо горька. Какой еще народ выйдет гулять в белой рубашке, со святой и чистой верой в душе, а потом заливает и рубашку, и веру своей же кровью?.. Какой народ способен «век жевать матюги с молитвами» и, не имея ни копейки за душой, гулять на «тыщу»? Где еще такой народ, который «из песни в драку, от драки - к чуду»… И в каком это чистом поле бродит отдельно неприкаянная его, народа, душа?.. Воистину, своей мощью и талантом мог он прорубить дорогу к небу, а получилось: «Сине небо вниз тянули – тьфу! - да надорвалися…» «Я не знал, как жить: ведь я еще не выпек хлеба, а на губах не сохла капля молока». Для своего народа, для его вековой истории Саша Башлачев и был мальчик с молоком на губах – не успел расцвести, раскрыться в полную силу его талант. Но благословен мальчик, спевший про «Ванюшу», чья душа летела на серебряных подковах, да запетляла умом и рассталась с телом… «Пусть сентябрь в каштанах рыжих… Привет, Сережка! Я по тебе очень соскучился. Лучше пить водку с тобой, чем в сауне с бассейном… Очень хочу встретиться и, как говорят в Таллинне, играть в шутку». «Сережа! Дела у меня хреновенькие. Вернулся к своим баранам. Память обо всех вас зажал зубами, как герой связист, и она все время бьет меня током шифровальных воспоминаний. Сегодня еду в Питер. Ты мне сообщи немедленно адрес-номер своей полевой почты, я буду поддерживать твое моральное состояние… Ну, спешу на поезд. Впереди встреча с «Аквариумом», «Майком»и пр. Жду писем». «Гулял Ванюша, весь и вышел…» В Ленинграде Саша Башлачев покончил с собой. Не знаю, все говорят, что выбросился из окна. А мне кажется, что – упал с обрыва. Вот встал на обрыве, раскинул руки – «то ли для объятия, то ли для распятия» - и полетел…Ведь он же предупреждал, прогонял всех: «А ну, от винта! Все-все от винта!», «Я знаю, зачем иду по земле – мне будет легко улетать». Не я одна подметила и этот его дар – предвидения, и не только собственной судьбы. Артем Троицкий на конверте Сашиной пластинки пишет о том же. Башлачев написал и спел: «Ядерный принц несет свою плеть на трон» - и вдруг грянул Чернобыль…Я всерьез думаю: не был ли Саша Башлачев провидцем, современным волхвом? Не знал ли своей судьбы? Ведь не мог он не понимать, будучи истинным поэтом, что нельзя колокольчику быть выше храма – такая высота часто смертельна… Но Саша был реалист. И мы тоже понимаем: затянувшиеся традиции студенческой вольницы, больной желудок, постылое вранье и занудливость газетной работы, разгон любимой рок-группы, постоянные поиски места, неустроенность быта, ежедневные просьбы спеть – все это измотало Сашу. Все видя, все понимая, все переживая, - он так и остался наедине со своим сиротством, которое нередко сопутствует большому таланту, даже когда слава уже греет его одним боком. Как ветра осенние черной птицей голосили, а ты откуда взялся, богатырь-снегирь? Я хотел бы жить, жить и умереть в России… Саша Башлачев жил и умер в России. Он оставил нам пока одну пластинку с очень горькими песнями в стиле фольк-рок. «Я не доживу, но я увижу время, когда эти песни станут не нужны» - последний аккорд. Что хотел этим Саша сказать нам? Вынести приговор своему горестному дару? Или оставить на память несбывшуюся мечту о чистой песне колокольчика под дугой?...
Crazy-Babka: Хороший материал! Когда-то читал его на сайте, посвященному творчеству СашБаша, но там он был без комментариев - с ними некоторые важные детали становятся ясными. Ok Огромное спасибо, что выложил статьи!!!
Кирилл: Гениальный поэт.Лучшее что было в русской рок музыке,лучшим и останется навсегда. Светлая тебе память,Саша...
Кирилл: Т.к СашБаш мой любимый исполнитель,я не могу не поднять эту тему.Предлагаю Вам высказывать о тв-ве А.Н. Башлачёва. Любимые песни,образы возникающие при прослушивании,или,возможно нелюбимые песни. Итак,я начну: Любимое: Ванюша(Душа РУССКОГО Человека) Некому берёзу заломати(нород говорит,но не поёт пока) Лихо (народ пробует петь) Время колокольчиков(гитарный бой несётся во всё пределы матушки Руси,главный колокольчик - Александр Николаевич на коне с гитарой несётся в чистом поле и восторг переполняет Поэта) В чистом поле (Ода матушке Руси потрясает!) Тесто(Философия РУССКОГО Человека) Всё будет хорошо - не могу подобрать слов за что,но нравится сильно Поезд(Только на Руси так любят!) Мельница не могу подобрать слов за что,но нравится сильно Егоркина Былина (Дикая,Рвущая сердце,Гениальная песня,Смерть РУССКОГО Человека) Нелюблю - Час прилива Осень
sad : Стыдно признаваться, но я никогда раньше не слышала о Башлачёве и судя по вашим отзывам о нём много потеряла. Хочу послушать, посоветуйте с каких альбомов стоит начать.
Blurman: sad http://musicmp3.spb.ru/mp3/7204/aleksandr_bashlachev.htm начни с песни "Время колокольчиков" раньше оно было "Время колокольчиков", теперь время "Промолчи" наверное
Кирилл: Гитара убрана в чехол Январь уже почти прошёл И голос твой печально-низкий Не ранит больше, словно выстрел Ты был пьян и зол на мир Стихи не лезли больше года Из душевных чёрных дыр И мысли била непогода. Ну что ж ты Саша прячешь взгляд? Людей ты призовёшь к ответу За сумасшествие принявших Твоё желанье рваться к свету. Февральский снег забудут скоро Метель покроет все следы Но будут помнить колокольца И берёзы без листвы. Памяти Александра Башлачёва посвящается.
Кирилл: sad,Ванюша. Начни с неё. Идеальная композиция для начала знакомства с тв-вом СашБаша по моему мнению.В этом Ванюше весь Башлачёв,вся его огромная любящая всех без исключения душа. Хватит терпиния дослушать и желания понять,тогда ты полюбишь СашБаша так же как люблю его я,т.е. навсегда
sad : Blurman, Кирилл Большое спасибо. Слушаю все песни Башлачева, которые удалось найти (к сожалению не очень много). Просто потрясающе, мне очень нравится. Никогда раньше не слышала таких стихов. Если бы не вы я бы наверно так никогда и не узнала, что есть такая музыка.
Кирилл: Мне очень приятно,что смог на пару с Blurman-ом заинтересовать тебя. Башлачёв-сила!
Кирилл: Александр Башлачёв Абсолютный вахтёр Этот город скользит и меняет названья Этот адрес давно кто-то тщательно стёр Этой улицы нет а на ней нету зданья Где всю ночь правит бал абсолютный вахтёр Он отлит в ледяную нейтральную форму Он тугая пружина он нем и суров Генеральный хозяин тотального шторма Гонит пыль по фарватеру красных ковров Он печатает шаг как чеканят монеты Он обходит дозором свой архипелаг Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах Вызывает волнение мёртвых бумаг Алый факел мелодию белой темницы Он несёт сквозь скупую гармонию стен Он выкачивает звуки резиновым шприцем Из колючей проволоки наших вен В каждом гимне свой долг в каждом марше порядок Механический волк на арене лучей Безупречный танцор магаданских площадок Часовой диск-жокей бухенвальдских печей Лакированный спрут он приветлив и смазан И сегодняшний бал он устроил для вас Пожилой патефон подчиняясь приказу Забирает иглой ностальгический вальс Бал на все времена ах как сентиментально И паук ржавый крест спит в золе наших звёзд И мелодия вальса так документальна Как обычный арест как банальный донос Как бесплатные танцы на каждом допросе Как татарин на вышке рванувший затвор Абсолютный вахтер ни Адольф ни Иосиф Дюссельдорфский мясник да псковской живодёр Полосатые ритмы синкопой на пропуске Блюзы газовых камер и свинги облав Тихий плач толстой куклы разбитой при обыске Бесконечная пауза выжженных глав Как жестоки романсы патрульных уставов И канцонов концлагерных нар звукоряд Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов И решётки чугунной струною звенят Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо И всё тот же калибр тех же нот на листах Эта линия жизни цепь скорбных этапов На незримых и призрачных жутких фронтах Абсолютный вахтер лишь стерильная схема Боевой механизм постовое звено Хаос солнечных дней ночь приводит в систему Под названьем … Да впрочем не всё ли равно Ведь этот город скользит и меняет названья Этот адрес давно кто-то тщательно стёр Этой улицы нет а на ней нету зданья Где всю ночь правит бал … Ванюша Как ходил Ванюша бережком вдоль синей речки Как водил Ванюша солнышко на золотой уздечке Душа гуляла Душа летела Душа гуляла В рубашке белой Да в чистом поле Всё прямо прямо И колокольчик Был выше храма Да в чистом поле Да с песней звонкой Но капля крови на нитке тонкой Уже сияла уже блестела Спасая душу Врезалась в тело Гулял Ванюша вдоль синей речки И над обрывом Раскинул руки То ли для объятия То ли для распятия Как несло Ванюху солнце на серебрянных подковах И от каждого копыта по дороге разбегалось Двадцать пять рублей целковых Душа гуляет душа гуляет Да что есть духу пока не ляжешь Гуляй Ванюха идешь ты пляшешь Гуляй собака живой покуда Из песни в драку от драки к чуду Кто жив тот знает такое дело Душа гуляет и носит тело Водись с любовью любовь Ванюха Не переводят единым духом Возьмет за горло и пой как сможешь Как сам на душу свою положишь Она приносит огня и хлеба Когда ты рубишь дорогу к небу Шальное сердце руби в окрошку Рассыпь гармошка Скользи дорожка Оно в охотку гори работа Да будет водка горька от пота Кто жив тот знает такое дело Душа гуляет и носит тело Да к плясу ноги а кровь играет Душа дороги не разбирает Через сугробы через ухабы Молитесь девки ложитесь бабы Ложись кобылы умри старуха В Ванюхе силы гуляй Ванюха Танцуй от печки ходи в присядку Рвани уздечки и душу в пятку Кто жив тот знает такое дело Душа гуляет заносит тело Ты Ванюша пей да слушай Однова теперь живем Непрописанную душу Одним махом оторвем Хошь в ад хошь в рай Куда хочешь выбирай Да нету рая нету ада Никуда теперь не надо Вот так штука вот так номер Дата подпись и печать И живи пока не помер По закону отвечать Мы с душою нонче врозь Пережиток вопчем Оторви её да брось Ножками потопчем Нету мотива без коллектива А какой коллектив Такой выходит и мотив Нюсь держи а то помру В остроте момента В церкву едут поутру Все интеллигенты Были к дьякону к попу ли Интересовалися Сине небо вниз тянули Тьфу ты надорвалися Душу брось да растопчи Мы слюною плюнем А заместо той свечи Кочергу засунем А Ванюше припасла Снегу на закуску я Сорок градусов тепла Греют душу русскую Не сестра да не жена Да верная отдушина Не сестра да не жена Да верная отдушина Как весь вечер дожидалося Ивана у трактира красно солнце Колотило снег копытом и летели во все стороны червонцы Душа в загуле Да вся узлами Да вы ж задули Святое пламя Какая темень Тут где-то вроде душа гуляет Да кровью бродит умом петляет Чего-то душно чего-то тошно Чего-то скучно и всем тревожно Оно тревожно и страшно братцы Да невозможно приподыматься Да может Ванька чего сваляет А ну-ка Ванька душа гуляет Рвани Ванюша чего не в духе Какие лужи причем тут мухи Не лезьте в душу катитесь к черту Гляди-ка гордый а кто по счету С вас аккуратом ох темнотища С вас аккуратом выходит тыща А он рукою за телогрейку А за душою да ни копейки Вот то-то вони из грязной плоти Он в водке тонет а сам не плотит И навалились и рвут рубаху И рвут рубаху и бьют с размаху И воют глухо литые плечи Держись Ванюха они калечат Разбили рожу мою хмельную Убейте душу мою больную Вот вы сопели вертели клювом Да вы не спели а я спою вам А как ходил Ванюша бережком Вдоль синей речки А как водил Ванюша солнышко На золотой уздечке Да захлебнулся пошла отрава Подняли тело снесли в канаву С утра обида и кашель с кровью И панихида у изголовья И мне на ухо шепнули Слышал Гулял Ванюха Ходил Ванюха да весь и вышел Без шапки к двери Да что ты Ванька Да я не верю Эй Ванька встань-ка И тихо встанет печаль немая Не видя звёзды горят костры ли И отряхнется не понимая Не понимая зачем зарыли Пройдет вдоль речки Да темным лесом Да темным лесом Поковыляет Из лесу выйдет И там увидит Как в чистом поле Душа гуляет Как в лунном поле Душа гуляет Как в снежном поле Душа гуляет
sad : А где ещё можно почитать его стихи?
Кирилл: http://lib.ru/KSP/bashlach/ Добро пожаловать в мир поэзии СашБаша))))
Ok: Нашла замечательную статью о Башлачеве (слов просто нет). O Саш Баше, о Кинчеве, о себе, о жизни Святослав Задерий 1996г. Меня часто просят рассказать об инсценировке "Егоркиной былины" в университете. Мы делали это втроем - Башлачев, Кинчев, я... Башлачев сочинил вещь, которая совершенно классически является... колдовской. У него таких вещей две: "Егоркина былина" и "Ванюша". Я боюсь этих песен - но не то чтобы такой..."страшной" боязнью, а - духовной. Потому что человек, входящий в образ того, от имени которого он поет, сам как бы должен отчасти становиться своим персонажем. Саш-Баш в этом был очень силен - он сначала входил в образ, потом переносил его на других, чем, собственно, и лечил их. Классический русский стиль - "подобное лечится подобным". То есть он рассказывал алкоголику о его галлюцинациях. Я сначала, когда впервые слушал эту песню, не понял - о чем это. Потом до меня дошло, что здесь переложен классический бред алкоголика. ...Он, бродяга, пьет год без месяца - С утра мается, к ночи бесится, Перемается, перебесится, Перебесится да повесится... - пел он сначала. А потом уже пел по- другому: "да дай Бог - не повесится" - В " Ванюше" - еще страшней ситуация. _____ Это некие заклинания, которые равноценны, скажем, гемадезу, всяким химическим средствам, которые возвращают человека обратно. Потому что, если человеку подставить зеркало и показать самого себя в его естественном виде, в котором он находится... Это был изначальный "алисовский" принцип - зеркала. Я тоже пытался делать именно так. Потому что, если хочешь показать бюрократа - ты должен сам стать им и поговорить с ним на его языке, как будто ты пришел к нему на прием своим парнем. Это очень тяжелая ситуация, она выкачивает силы. Это страшно. Мне страшно даже тогда, когда я пою друзьям эти песни. Вдвоем мы еще осиливали их запросто - на двоих одну бутылку не страшно, а вот одному - целую... очень тяжело. Потому что ты берешь на себя ту же ответственность. Когда начинаешь петь - ситуация сразу начинает моделироваться. Любой человек, поющий это, либо воспроизводит, либо делает, либо творит, то есть Франкенштейн - неумолим. Даже если ты поешь о розовом кусте. Он все равно вырастет, и ты однажды его увидишь. И если ты борешься с чем-то - ты все равно с ним сочетаешься. _____ Я взял на себя третью часть трюмо - так было у нас с этой песней: взгляд прямо, взгляд справа, взгляд слева. Мы просто ему помогали. Потому что прямой взгляд - слишком страшно. Любой человек, который вмазался, предположим, ЛСД, не может смотреть на себя в зеркало. Я, когда меня впервые вмазали ЛСД, нашел способ выйти из этого состояния при помощи колокольчика, зеркала и глаз. Возбуждаешь слух, зрение и разум, тогда останавливаешься. Это колдовская телега. Возможно, я фантазирую, но мне это помогало. _____ Так вот, выступали мы в университете и решили сыграть "Егоркину былину". Костя сказал, что он сыграет пальцами, я решил сыграть на" дудочке пана" - знаете, чилийская флейта. Начали мы качать тройную энергию - Башлачев пятился, пятился и в один прекрасный момент просто провалился. Осталась одна гитара. Там дырка была в сцене. И песня оборвалась. Но настолько было фантастическое зрелище, что все это помнят до сих пор. Мы вытаскивали его из этой дыры - а песня кончилась. _____ Была такая история. Я ему не поверил, но он рассказывал. Он говорил, что в Сибири /не знаю, какой это был город/ актеры местного театра решили устроить ему концерт ночью. Там стояло чучело козла, и когда он играл "Егора Ермолаича", оно неожиданно у всех на глазах поскакало. Я, говорит, сам бы никогда не поверил, если бы не увидел это собственными глазами - козел поскакал! Надо песню эту слышать - для того, чтобы это понять. _____ ...Женщины в жизни Башлачева? Настю я хорошо знал, а других деву- шек, которые были рядом с ним, знал мало, хотя они были. Он относился к женщинам с любовью. Но у нас выработался такой особый тип женщин - социалистический. Даже светлая женщина, находящаяся с детства в темной среде, приобретает черты темной. У Сани была очень открытая душа. Он любил повторять, что каждая проповедь хороша тогда, когда она - исповедь, и точно так же повторял, что каждое содружество хорошо тогда, когда оно - любовь. А с такого рода максимализмом очень трудно существовать. Он "снимал" с девушек, с которыми общался, ту черную пелену - своими экстрасенсорными полями, что ли, и песнями своими. Были случаи, что у пожилых женщин, уже прошедших период климакса, после его песен наступала "вторая молодость", даже чисто физически - начинались месячные. А сколько у него было женщин в "практическом" смысле, я, честно говоря, не знаю, да и глупо было бы подходить к этому арифметически. Здесь был уже какой-то другой уровень отношений, не имеющий ничего общего с совдеповскими понятиями "аморальности". _____Помню, когда мы были в Сибири, сибиряки как мужики хозяйственные познакомили нас там с двумя девушками, которые помогали нам существовать, - Лена и Яна. Девушки как девушки, достаточно нервные, энергичные. Как-то в один прекрасный день они исчезли вместе с Сашей - уехали на дачу. Я остался один развлекать сибирскую тусовку - ну, об этом я уже упоминал. Они все объявились через несколько дней, такие спокойные, притихшие... _____Потом прошла еще пара лет, объявилась у нас группа "Гражданская оборона". Я пришел к ним на концерт, смотрю - стоит на сцене девка. То, что они играют, музыкой назвать трудно, но энергия идет в чистом виде, сумасшедший драйв на двести двадцать вольт. Это была та самая Янка. Не знаю, какую роль сыграл Саш-Баш в ее судьбе, но, судя по результатам... _____А если он говорил, что " у него на небесах есть девушка, которая помогает ему писать песни", - то, я думаю, что это была девушка метафорическая. Имя ей - Любовь. Он был всегда склонен образ превращать в реальный персонаж. Мало того, что он сам превращался внутри него, - он образ делал реальным. _____ Теперь многие задают такой вопрос - как же мог Саш-Баш покончить с собой, ведь он был очень светлым человеком, умеющим поддерживать других людей вокруг себя. _____ Мы с Костей после того, как это случилось, засели на два дня вдвоем - пили, пытались воспроизвести эту ситуацию, пытались представить себе, как это могло произойти. Как это произошло - мы сумели понять, но вот - почему... _____ Я все-таки думаю, что самоубийством это не было - по крайней мере, самоубийством в классическом виде. Я склоняюсь к мысли, что тут виноваты грибы. В последние годы в питерской тусовке это увлечение было очень модным - впрочем, мне кажется, теперь оно идет на спад. Грибы - исконно русский наркотик: на Руси ведь никогда не было химических наркотиков, не было опиума, гашиша, но скоморохи издревле "торчали" на мухоморах. Ни к чему хорошему, как правило, это и тогда не приводило. Наркотики вообще сначала дают иллюзию "расширения сознания", но это очень опасный путь, на нем многие гибнут - гибли на Западе, среди рок-музыкантов, и у нас... Я знаю, что в последнее время перед смертью Саш-Баш очень активно общался с одной девушкой, которая, так сказать, как раз поощряла распространение этого увлечения. И грибы действуют на психику очень странным, непредсказуемым образом - особенно на такую восприимчивую психику, какая и была у Саши. Могут подтолкнуть к самым невероятным действиям. Мне кажется, ему в тот момент показалось, что он сможет полетать. И он полетел. _____ Приятели, ночевавшие у него в квартире, рассказывали, что он начал будить их в восемь утра со словами:" Смотрите, солнышко восходит, пойдемте-ка в баню...". Ему сказали:" Да ты с ума сошел, такая рань, какая сейчас баня?". Он будил их через какое-то время опять - снова с тем же предложением. А потом они проснулись часов в двенадцать, Женя Каменецкая подошла к окну и увидела уже только кровавое пятно внизу, на снегу. Тело уже убрала милиция. В квартиру не поднимались, потому что не смогли сразу вычислить, откуда же он упал - дом-то высотный, многоквартирный. _____ Проводятся сейчас многочисленные концерты, сейшены памяти Башлачева. Я к таким мероприятиям отношусь ни плохо, ни хорошо - никак. Наверное, это нормально. Но мне это ненужно как-то - я просто храню его в сердце, как своего брата. И все. _____Через какое-то время я написал ему письмо. Туда, где он сейчас находится. Говорят, самоубийц пятнадцать лет на небо не пускают - так что, возможно, он еще находится где-то среди нас. И когда о нем вспоминают, поют его песни, то как бы "подкачивают" его своей энергией. Но это, конечно, может, только фантазия моя - не знаю. _____ Это не было песней, посвященной памяти Башлачева, а просто письмом ему. Ты был разведчиком солнца во всех городах, Они нашли тебя мальчиком, знавшим дорогу наверх. Чтоб вернулись все птицы, которых не слышал никто никогда, Ты должен отдать им свой звон, заклинанья и смех. Двадцать пять - это зона любви, двадцать семь - это вышка. Солнце входит в две тысячи нищих, больных городов... Чело Века в наказ как субстанцию, данную нам в ощущеньях, На двенадцать апостолов-струн оставляет любовь. Каждый поэт здесь богат, как церковная крыса: Сотни бездомных детей - невоспитанных слов... Но если небо - в крестах... то дорога мостится Битыми черепами колоколов. Ах, эти песни-сестренки, ах, колокола-колокольчики, Над хрипящей тройкой, даль - око сияющей зги... Только лед на виски... и под марш примитивных аккордов Принимайте парад на плацу всероссийской тоски. Кто соревнуется с колоколом в молчаньи - Тот проиграет, оглохнув под собственный крик, Счастливой дороги, Икар! Когда им в раю станет жарко От песен - Ты новым отцом возвращайся к нам на материк. Синий лед отзвонит нам дорогу весеннею течкой. Мы вернемся в две тысячи нищих больных городов. И тебя поцелует красивая черная ведьма В улыбку ребенка под хохот седых колдунов. Мы пройдемся чертями по каменной коже Арбата, Пошишкуем в лесу да попугаем бездарных ворон... ...Только кровь на снегу... земляникой в февральском лукошке - К нам гражданская смерть без чинов, орденов и погон. Ты был разведчиком солнца во всех городах. Они нашли тебя мальчиком, знавшим дорогу наверх. Чтоб вернулись все птицы, которых не слышал никто никогда, - Ты должен отдать им свой звон, заклинанья и смех. Впрочем, это песня - и ее лучше слушать, а не читать. ...Счастливой дороги, Икар. Вот источник этого отрывка статьи, там еще много про Кинчева и "Алису"(поклонникам, наверное, будет интересно). http://www.zabriski.ru/zaderiy.html
Кристо: 20 лет назад Александр Башлачев вышел из окна
Кирилл: 20 лет как нет с нами Башлачёва Вечная память Александр Николаевич!
Кирилл: Всё так просто... Всё так просто...просто вышел в окно Упал!не в небо-на землю упал Ты знал,так много Знал что мир не пропал в пелене отчужденья И не раз воспевал нового солнца,дня возражденье Но упал и узнал с сожелньем, Что жить-не поле перейти Мир-не понять... Ещё сложней спасти Почти нельзя принять,а каково уж петь: "Нет тех,кто не стоит любви!" Минуту назад написано
Blurman: http://www.fontanka.ru/2008/02/17/010/
Кристо: А вот знаете, вчера пересматривал фильм Парфёнова о Башлачёве, и там есть момент, где он берет интервью у Троицкого на квартире. На подоконнике стоял катушечный магнитофон, крутились бобины и играла песня "The End". Песня закончилась вместе с окончанием разговора. Но это наверно к теме "Doors в быту" относится.
Blurman: Кристо пишет: Но это наверно к теме "Doors в быту" относится. нет, не относится в русском артиклей нет, поэтому смысл иногда не точен правильнее тему стоило мне назвать так "the doors в вашем быту" а тут быт А.К. Троицкого
helga: Кристо пишет: А вот знаете, вчера пересматривал фильм Парфёнова о Башлачёве, и там есть момент, где он берет интервью у Троицкого на квартире. На подоконнике стоял катушечный магнитофон, крутились бобины и играла песня "The End". Песня закончилась вместе с окончанием разговора. Фильм не пересматривала, но этот момент помню. Blurman пишет: а тут быт А.К. Троицкого Тут не быт Троицкого, песню-то они явно специально для съемки интервью поставили. У Башлачева удивительно пронзительные стихи. Его очень тяжело слушать и невозможно забыть, услышав хоть раз. Не знаю даже, что еще сказать. Вечная память....
Black_Mike: Вчера вспоминали, пели его песни...
Кирилл: В тот февральский вечер 1988 года в Питер ехали все -- на вокзале я столкнулся с Рыженко и Цоем, а в Питере навстречу нам шел Бутусов. Вечером в рок-клубе на Рубинштейна было не продохнуть. Все молчали или пели. БГ пел «Черного ворона», Бутусов -- «Бриллиантовые дороги», Шевчук... я не помню, что пел Шевчук. Помню, как он плакал. Двадцать лет назад не стало Александра Башлачева. Архетипичная судьба: бросив работу в газете «Коммунист» с гитарой за плечами из Череповца в Свердловск, оттуда -- в Москву и Питер, «из города в город, из дома в дом по квартирам чужих друзей». Два года невероятной продуктивности, последний год -- интенсивные концерты по городам и весям, знакомство со знаковыми персонами и одновременно чудовищная жизненная неустроенность. Помню квартирник на Аэропорте: я попытался взять у него интервью -- он отказался и пошел назад, в комнату, петь. Как всегда, притоптывал ногой в ритм, а на запястье бились бубенцы-колокольчики. Сам себе рок-группа: басист, гитарист, барабанщик. Принято говорить, что по внутреннему драйву он был настоящим рок-музыкантом -- да, пожалуй, так же, как и, скажем, Высоцкий, а то и в меньшей степени. Просто в России традиционный англоязычный термин singer-songwriter склоняется то в сторону КСП, то к блатоте, которую у нас отчего-то называют шансоном -- а Башлачева, как и Высоцкого, ни к одной из этих категорий не причислить. Александр Липницкий, критик, журналист, некогда участник «Звуков Му», на даче у которого был записан альбом «Вечный пост», говорил, что Башлачев не допускал никаких сторонних воздействий на запись -- «очень ревновал свои песни к кому-либо и не хотел никому их доверять ни на концертах, ни в студии». Кто-то сказал, что СашБаш «играл в скомороха» -- чушь, не играл, никогда и ни во что. Но и не был скоморохом -- не паясничал, не бился в придурочной падучей, был предельно серьезен и искренен в каждой песне, от сатирической зарисовки до эпической поэмы -- может быть, даже чересчур серьезен. Его называют «гениальным поэтом», что, конечно, преувеличение. При этом в сравнении, скажем, с еще одной рок-н-ролльной иконой, лидером Doors Джимом Моррисоном, Башлачев и впрямь поэт, хотя потенциал у Моррисона мощнее. Но у «гения саморазрушения» одни намеки, фразы, строки, искры (из которых могло разгореться пламя, да не вышло), в то время как у СашБаша -- литые, чеканные строфы. Да что строфы -- законченные, зачастую сложнейшие по форме стихотворения, которые -- редчайший случай в так называемом русском роке -- легко ложатся на лист бумаги и читаются вслух. Башлачев играл с формами, смыслами, аллитерациями, архетипами даже, пусть не всегда умело, иногда очень прямолинейно, но безумно талантливо. Лет пять назад я обнаружил его «Колыбельную» в хрестоматии первоклассника, принесенной из школы сыном, и подивился, насколько это стихотворение серьезней соседствовавших с ним творений «профессионалов» -- и насколько оно взрослей. ...Осень 87-го, концерт в ДК МЭИ. На сцене лопается струна, СашБаш инстинктивно заслоняет рукой лицо, его ловит объектив фотографа Саши Пигарева -- и вот он, готовый портрет если не поколения, то Поэта, пытающегося заслониться от жестокого и бессмысленного мира вокруг. Именно в тот вечер я услышал от кого-то, кажется, от Ильи Смирнова, что СашБаш больше не пишет песен. После его смерти было много всего, но нельзя не вспомнить концерт в «Лужниках», посвященный его памяти и ставший, как много раз отмечалось, последним «общим сбором» всех сил русского рока. Именно там «Калинов Мост» впервые и единственный раз за всю свою историю заиграл так, что, казалось, русский рок становился просто настоящим роком -- заиграл свободно, отвязно и очень фирменно. И именно тогда последнее выступление концерта -- группа «Кино» -- как-то само собой отделилось от всего остального. Стало понятно -- вот они, суперзвезды, и публика реагирует именно на Цоя, а не на портрет за его спиной, без которого можно было бы вполне обойтись; в общем, эпоха «мы вместе!» кончилась. То, что это произошло на Башлачевском мемориале, можно счесть символичным, а можно -- случайным. Впрочем, не он ли говорил мне во время неудачной попытки взять интервью, заставив выключить диктофон: «О чем говорить? Какие выводы делать? Мы все -- острова в океане, я, Кинчев, БГ... ничего общего между нами нет». Я не переслушиваю его песни, кроме, пожалуй, одной -- «Грибоедовского вальса», который для меня почему-то дороже эпических «Ванюши» и «Егоркиной Былины», важнее страшного «Абсолютного вахтера», нежнее «Поезда». Ни в одной из его песен так точно и так поэтично не выражено столкновение иллюзий и реальности, мечтаний и бытия. И несчастный водовоз с литературной фамилией, на секунду ставший вдруг Наполеоном и вернувшийся обратно, «на заплеванную сцену райклуба», -- один из тех образов, которые оправдывают для меня существование русского рока. Если, конечно, причислять к нему Башлачева
Кирилл: Статья хабаровского журналиста Александра Измайлова о студенческом периоде жизни А. Башлачёва была опубликована в газете «Молодой дальневосточник» 28 июня 1989 года и с тех пор нигде не публиковалась. Александр Измайлов «По ком звонил колокольчик». Я знал Сашу Башлачёва с университета, - мы вместе учились в Свердловске и потом дружили два года. Сегодня кажется – ужасно давно. Вспоминать о том времени – всё равно, что переводить с мёртвого языка. Времена застоя были для нас временами запоя. Опойка в студенчестве считался особым, божьим человеком. Водка была для нас тогда живой водой. С ней был связан риск, а риск всегда противоположен скуке. Пьянка была как ручка яркости в телевизоре: повернул – и всё ярче. Впервые я увидел Башлачёва в бюро ВЛКСМ, в 407-й аудитории. Под паркетным полом там до сих пор лежат бутылки, из которых мы пили. На первом курсе Саша не поехал в колхоз – за него замолвили словечко: мол, он талантливый и шрифтами пишет, поэтому оставили его оформлять наглядную агитацию. Меня сразу же обидел его надменный вид и жёлтый, как зерно кукурузы, золотой зуб. Я привык, что первокурсники заискивают, а этот был длинноволосый, как девушка, и уверенный, как бог. И ещё удивление: его отношения с людьми (а он неделю как поступил учиться) были доверительнее, теплее и дружественнее, чем у меня, проучившегося год. Мы с ним не подружились тогда, хотя и выпили много пива. Разговоры о смысле жизни были у нас предметом для шуток и полуигры в разговоры. Сейчас это время я называю «дославным». Что-то объяснить в его песнях его жизнью невозможно, хоть они и как-то связаны. Его тайна не в студенческих пьянках и не в рок-музыке. Тайна не около него, а в нём. Он сам её не знал. Для меня это самый трагический из вопросов жизни: нас никто не поймёт полностью, потому что человек необъясним ни снаружи, ни изнутри. Можно сломать, распотрошить, можно узнать всё, - и всё равно не узнаешь ничего. Потому что ничто живое не равно своему устройству. Оттого и таинственны его песни. Их можно изучить, но никогда не поймёшь, как, из чего они сделаны. Саша не был болтлив, но я знаю, что он испытал всё, что хотел испытать. Как чумы, он боялся конформизма, он всё делал не так и меньше всего походил на благонамеренного студента, плавно переходящего в благонамеренного обывателя. Саша немного приторговывал джинсами на свердловской барахолке, пил, курил, пробовал наркотики, а с каникул привозил фантастические рассказы о загулах группы «Сентябрь», где он был текстовиком. В Череповце этот ансамбль считался сосредоточением дьяволизма. На фотографиях у них всех были надменные до злобности лица, - это были, судя по Сашиным рассказам, очень развратные люди. Как и все, кому отламывается лёгкая и скучная жизнь с большими деньгами и худой славой. Я, помню, укорял Сашу, когда слушал записи его группы: «Ах, как долго помнят губы вкус твоей губной помады» - Саша, это пошлость, если узнают в деканате, тебе диплома не выдадут! Он обижался, оправдывался: лучше быть понятым дураками, чем не понятым никем. И потом, им что ни напиши, они сразу отметают всё, что сложнее поцелуя в подъезде. Обиженный Саша уносил свои плёнки. Он не собирался становиться поэтом, но дорога вела его именно туда. Саша жадно запоминал всё, что касалось песен. Наизусть он знал всё, что слышал у Высоцкого, перепел весь тогдашний рок и бардов. Саша был хранителем всех студенческих песен нашего факультета, он помнил их лучше, чем их авторы. Песни он вообще запоминал с первого раза, торопливо и жадно. Однажды я понял, что значит для него петь: он становился сумасшедшим, когда дорывался до гитары. Пятого мая мы возвращались с Дня факультета из университета, и по дороге до общежития Саша даже не пел – орал песни. Он сорвал горло – я видел розоватую пену на губах. Все уже устали, а он всё орал – каждую песню от первого до последнего куплета, не перевирая ни одного слова. Глаза у него выкатились, по лицу тёк пот, а он всё орал и орал наши дурацкие студенческие зонги. Я посмотрел на его пальцы и вздрогнул: указательный на правой руке превратился в кровавую культяшку, и он колотил сорванным ногтем по струнам, часть деки была запачкана. Меня оторопь берёт, когда я понимаю, что помню все случаи, когда видел его кровь. В общежитии он жил в боковушечке площадью в два с половиной квадратных метра. На стене там был нарисован восход в сказочном городе – до Саши там жил университетский художник. Порядка там не было, простыни – как бумага из-под селёдки. Однажды я пришёл к нему с бутылкой красного вина. Саша стал продавливать пробку черенком ножа, бутылка подкосилась и откололось горлышко. Саша побледнел. Никто не знал, что делать. Потом я догадался отвести его к умывальнику. Я сунул его руку под струю, - рука вся была в крови и вине. Я только сейчас понимаю, что это значило. Он писал очень легко, импровизировал без бумаги. За десять минут мог написать песенку на день рождения. На пятом курсе я придумал игру – рок-группу «Ту-144». Мы собирались, запасались пивом, рассаживались у меня в боковушке (я по совпадению тоже жил в боковушке) и принимались за дело. Каждый должен был написать три песни на три темы, предложенные соседом. Срок – полчаса. Правил – никаких. Саша всегда выигрывал – он писал мгновенно. Я потом смотрел его черновики: он даже не писал слова – только первые буквы, значки, стрелки какие-то. Потом мы писали всё на магнитофон, подпевали друг другу, стучали по кастрюльке, - в общем, вели себя самым ужасным образом. Это было необыкновенно интересно. С ним вообще всё было интересно. На третьем курсе мы опять работали вместе оформителями. Саша называл нашу бригаду «бригадой кому-нести-чего-куда», потому что командир вечно использовал нас на подхвате. Саша отчаянно сачковал, но, как ни странно, его никто не ругал, хотя все знали, что он лентяй. Потом я разобрался, что Саша вовсе не лентяй. Это баловень, который отличается от лентяя тем, что внутри у него есть маленькое весёлое солнышко. Как-то нас послали подбирать клинышек картошки за школьниками, и мы после обеда долго валялись в борозде. Я помню даже место, и рассыпающиеся куски земли, и близкий горизонт. Он удивительно глубоко входил в память. Тогда я запомнил наш первый разговор о смерти. Саша рассказывал, что есть учение, по которому души переселяются в будущих людей, и что есть способ узнать свою старую жизнь и подготовиться к следующей. Вообще, обо всех его словах я помню, что он говорил как бы то, что я уже думал, а он вот вспомнил сейчас. Ничего неожиданного – напротив, самые обычные вещи. Может быть, слишком обычные, это трудно понять. Слишком обычные. А необычным был в нём талант. Сашу можно было показывать в концерте «Резервы человеческой психики». Он учил немецкий, но в университете к удивлению многих переводил с английского. Мистика какая-то. Не зная английского, он довольно точно отгадывал слова английских песен. Потом однажды обнаружилось, что он читает по-польски. Я спросил его, где он этому выучился. Оказалось – нигде. У него было чудесное языковое чутьё, по общим корнам слов он добирался до их смысла на чужом языке. Очень острый был у него слух. Например, он стал играть на пианино, не учась, не разыгрывая гамм, - просто сел и стал играть, по слуху разыскав аккорды. Мне кажется, он даже не знал, насколько одарён, потому что во всём этом не видел ничего необычного. Саша государство не любил. Кстати, и оно его не любило. Если смотреть на него из-за паспортного стола, он был бродягой, можно проще – бичом. Он не добился житейского благополучия, школы мужества в армии не прошёл, отмазавшись от неё через психодеспанцер, в университете был тряпичником и вообще безобразным комсомольцем. Но и это ничего не объясняет: Сашина жизнь и смерть искупают все эти мелкие нарушения гражданского порядка. Другим нельзя, а ему было можно. Сейчас о нём много и плохо пишут. Я тоже пишу о нём много и плохо. О ком угодно можно написать хорошо, а о нём нет. О нём пишут чуточку: что он был автором гимна рок-поколения «Время колокольчиков», его имя упоминают, рассуждая о рок-поэзии. И никто не заметил, что никаким рокером он не был! Да, он кормился от рок-публики, устраивая на квартирах рискованные концерты за плату. Он был поэтом, певцом, бродягой, пророком, кем угодно, но не рокером. Его имя – событие в современной русской культуре и связано с нею, а не с роком. У Саши почти не осталось приличных записей: всё шкалит, потому что поначалу он не пел, а кричал. Саша знал, что не получит высоких оценок у высоких ценителей. Например, он сразу же поссорился с Градским, с первой и единственной встречи. Саша требовал для себя особой шкалы: не по тому, как сделаны песни, а по тому, что они сделали с вами. Искусство в его понимании – это не вышивание шёлком по бархату, а грубое переплетение гражданской боли с сердечной. «Дославное время» кончилось в марте. Саша приехал из Ленинграда. Тогда мы сидели на моей квартире в Свердловске, с нами были девушки – не помню, кто, - и Саша взахлёб рассказывал мне, что делает и как живёт. Полгода он проработал в череповецкой газете «Коммунист», потом удрал с работы и из-под призыва в армию. Рассказывал, как о погоне – ускользнул в последний момент, вырвался, выкарабкался! «Я счастлив, понимаешь, я счастлив теперь всё время, я полностью счастлив!» - говорил он взахлёб. Я помню этот день, как сплошную Сашину радость. Мы шли в магазин за вином, он забегал вперёд, чтобы увидеть моё лицо, и говорил, говорил – напористо и радостно. День был очень светлый. Снег уже потемнел, я помню блеск наледи. Его радости хватало на всех, и все ему вторили, подыгрывали в игре, правила которой он задал – радоваться. В апреле я слетал к нему в Ленинград. Саша показывал всем тогда Тимура Кибирова – московского поэта, своё открытие. Саша охотно принимал на свою колокольню любые колокольчики, бессовестно и обильно льстил, перебарщивал, привирал, - ну, это всегда так – немного привираешь, когда идёт удача. На его квартире в Ленинграде перебывала тысяча человек: жизнь там шла быстрая, смешная, дурная, но главное – радостная. Я нигде столько не хохотал, как там. Однажды у Саши сорвался концерт, - он был очень обидчив и капризен, когда речь заходила о денежных вещах, и под вечер сделался непроходимо зол. Мы остались на кухне вдвоём, и я спросил: а сейчас ты тоже постоянно счастлив? Саша подумал, хотел что-то сказать, передумал и ответил: «Да, и сейчас». Когда-то в невнятное время и в невнятном месте мы с Сашей разговаривали, и я теперь даже не помню, разговаривали ли мы, или это я сочиняю прошлый разговор. Саша говорил, что хотел бы написать роман о человеке, который от начала до конца поставил свою жизнь, как спектакль. Этот великий актёр, чтобы доказать окончательную подлинность своих убеждений, погибает по собственной воле. За то, чтобы ему поверили, он назначает цену собственной жизни. И ещё что-то вспоминаю, почти не слыша его голоса: «Перед смертью не лгут, и вся жизнь станет правдой, если сознательно прошла перед смертью…» В Ленинграде Саша начал новую жизнь – стремительную, высокую, жизнь перед смертью. Его не поймут люди, которые умрут на своих диванах, кто живёт не торопясь. Мы его не поймём, мы – долгожители с огромными, как пропасти, безразмерными жизнями-гигантами. Приличные люди его не поймут, и сейчас я часто слышу ревнивые слова о нём: ну, чего он добился? Ну, вышла пластинка, ну, напечатают сотню его стихотворений, ну и что? Так вот это и есть! То, что к его жизни нельзя отнестись спокойно. Его можно ненавидеть, любить, сходить с ума от зависти, но от него не отделаться просто так. Каждый, кто прикасается к нему, обжигается и мучительно сравнивает свою жизнь с его жизнью, и при сравнении вылезает вся эта житейская пошлость, в которой не хочется сознаваться. Башлачёв касается всех. Он западает в любую память, к нему рано или поздно возвращаются разговоры. Они не дают покоя и будут мучить, пока не отдашь ему всё, что можешь. Когда вспоминаешь, видишь совсем не то, что видел. Сейчас мне кажется, что на концерте в общежитии архитектурного института в Свердловске его освещали красным светом, а над ним косо было занесено чёрное облако. И голос его был свеж, как ночная река. Ему почти не хлопали, расходились испуганные. Кто-то спрашивал, когда будет дискотека. Кто-то ворчал, что это что-то среднее между Высоцким и Гребенщиковым. А я радовался, именно радовался: они не видят, дураки, не видят. Это же новая звезда, и никто не заметил. А я заметил, я первый его открыл!.. Саша прожил величественную жизнь, оттого и пишут о нём так плохо, - это величие не передашь: выходишь на пошлейшие штампы, кромсаешь кровоточащий черновик, всё равно лезет пошлость, некроложество, над которым сам смеялся. Наша обыденная жизнь не приспособлена для величия. В день похорон на квартиру пришли сантехники, - их месяц назад вызвали чинить унитаз. Ещё до похорон рок-клуб устроил поминальный концерт, и это, говорят, было ужасное кощунство. Рок-поминки – это такая же дикость, как джинсовый саван. Два месяца после похорон рок-клубовцы спаивали Сашину жену, дня не было трезвого, всё было как в бреду. Квартиру разгромили, гитару разломали. Женя – Сашина жена – рассказывала: - Одна девка до истерики себя накрутила, поймала момент, полезла в окошко – я хочу к нему. Ох, как же я её отхлестала тогда – до слёз, до крови из носу, сволочь. Саша готовился к самоубийству: сжёг черновики, изорвал тетради. Женя рассказывала – он и мои письма изорвал и выбросил в мусоропровод. Нервы были расстроены: он не мог выйти на улицу, его бросало в пот, мучило предчувствие смерти. В ясный, солнечный февральский день, когда в квартире все спали после бессонной ночи, в два часа дня Саша вылез во фрамужку на кухне и сильно оттолкнулся. Потом милиция измеряла расстояние от стены дома до кровавого пятна на снегу, - Саша отлетел далеко. Женя рассказывала мне всё на какой-то богемной ленинградской квартире прошлым летом. Рассказывала в сто раз подробнее, чем я сейчас. Тогда я, помню, подошёл к окну и вдруг побледнел. Женя заметила и неловко улыбнулась: - А мне каково? Ни одна сука не спросит: а как ты, Женя? Тебе-то как? Не хреново ли тебе жить сейчас? Со двора пахло помойкой, ни души не было внизу, и на стене дома напротив был красный клин света, пыльный на закате, как Петербург. Я приходил ещё к Жене назавтра. Она чертила на салфетке карандашом план кладбища, перемарывала и в двух местах порвала грифелем непрочную бумагу. Кладбище на платформе Ковалёво находится в получасе езды на электричке от Ленинграда. Какое-то новое кладбище, стандартизированное: по аллеям ездит трактор «Владимирец», стаскивая заржавленные венки в кучу… Я отчаялся было найти Сашину могилу, но потом обернулся, будто позвал кто, и увидел фанерный щит с его фотографией. Я посадил цветок, разрыл ямку и закопал там личные стихи, которые написал о Саше ещё весной. Там, в ямке, был какой-то цепкий зимний холод, я зарыл её. Было очень жарко, а на этом кладбище совсем не было деревьев. В августе у Саши родился сын Егор от его последней возлюбленной. Саша оставил за собой сильно порушенную личную жизнь. Он платил только по крупным гражданским счетам. И это тоже его черта: слово «выжить» для него часто становилось словом «выжать», а иногда и «выжигать». В Ленинграде Саша жил ночью. Это особенное время – время памяти, образа, время сна, время идеализма. Утром он перешагивал через вповалку лежащих знакомых, а когда все просыпались – ставил пластинку с колокольными звонами. Он говорил, что это даёт энергию на весь день. Потом все шутили, задирали друг дружку, вспоминали ночь, искали деньги и ехали в центр на тусовку у кофейни «Сайгон». Раз в неделю устраивали сейшен – квартирный концерт. Иногда устраивали его в подвале, в кочегарке, в столовой, где работал знакомый сторож. С концерта Саша брал 15 – 20 рублей. Жили они бедно. Женя вкладывала в их жизнь всю свою еврейскую обиходность, старательность и хозяйственность, но потом всё захирело, на всё махнули рукой, да и брак их с Сашей развалился. Саша часто уезжал в Москву, жил на квартирах друзей, которых заводил сотнями, показывался всесоюзным знаменитостям – пел для Окуджавы, Вознесенского, для артистов Таганки, пел в квартире Пугачёвой… Наверное, надо сказать, как Башлачёв додумался до своего стиля. Я это знаю. Саша сделал небольшое открытие и собрал с него сам весь возможный урожай. Диплом он писал на кафедре зарубежной печати по теме, кажется, «Вопросы молодёжной музыки на страницах немецкой коммунистической печати». Как-то мы с Сашей разговорились, он рассказал, что читал в немецкой газете о группе, текстов которой не понимают даже сами немцы, потому что группа пишет на чистом баварском диалекте, - в общем, на сверхнациональном немецком. Там же писали, что рок в Германии проходил свои стадии – они были такие же, как в России. Сперва полное копирование, потом постепенная национализация музыки и текстов, потом полная их национализация и создание своего немецкого рока. А через год Саша написал свою песню «Время колокольчиков», в которой здорово сомневался, но с лёгкой руки Артёма Троицкого уверился в своём таланте и круто пошёл на взлёт, оставив позади всех своих прошлых кумиров. Он рискнул и стал петь среди низкопоклонной провинции, среди полутёмных прозападных балбесов на чистейшем русском языке. С этого момента он перестанет принадлежать себе, он будто сойдёт с ума. Он будет отталкиваться от всех, как язык от стен колокола, и научит всю рок-шатию и джаз-братию звучать с чистотой колокольного серебра. Он не станет обгонять никого, - он заставит всех бежать за собой. Он научится впечатывать в память, как цифры на бронзовой печати, как святые слова впечатывают на подол колокола. В конце концов, он своими песнями-заклинаниями заставит многих верить в то, что это он вызвал своим колдовством новое время. Александр Измайлов, г. Хабаровск, июнь 1989 года.
zeinab: Читала стихи Александра Башлачева. Признаюсь честно-впервые. Господи, какие проникновенные строки, словно оголенные нервы, такая тихая, ласковая грусть...когда сердце сжимается от непонятной тоски, и текут по щекам слезы. Спасибо Вам, Александр Николаевич.
Blurman: сегодня по питерскому каналу 100 целая передача была про Башлачева, но я не посмотрел 1810-1900
Кирилл: zeinab А Вместе с Гитарой Стихи приобретают ещё больше по моему
August: Сегодня ему бы исполнилось 48 лет.
К.У.: Вот, например: http://www.youtube.com/watch?v=VVC8U7HqTJQ update: Ой, что это я.. Александр Башлачёв. "Ванюша":
Mikael:
полная версия страницы